В Мариинской тайге 2.
Летом следующего года работаем на той же дороге Белово – Ачинск. Проектируемая трасса проходит по полке – склону горы. Склон ниже уровня трассы покрыт тайгой, выше - альпийским лугом – высокой, густой травой, цветами. На этом склоне мы определяем вид грунта, который надо будет взрывать и отсыпать ниже, формируя полку, по которой будет проложена дорога, устанавливаем местоположение карста – подземных каверн, связанных с вымыванием известняка. Для заверки своих изысканий изредка бьём шурфы.
Рабочие, почти все, только что нанятые. Народ пёстрый – освободившиеся зеки, бомжи, молодняк, зарабатывающий после школы стаж для поступления в институт. Один – Николай Ситников – работал могильщиком на Ачинском кладбище, бывший майор Штаба Северного Военно-Морского флота, радиоразведка, г.Мурманск, читал, говорил на 4-х ведущих европейских языках. Житейская драма – ушла жена, начал пить и был изгнан из партии и армии, уехал подальше и уже два года роет могилы, чтобы пить. Пошёл ко мне работать, потому что в отряде сухой закон – решил, наконец, завязать с пьянкой. И во-время – он стал чёрный и тощий до невозможности. Вот его-то утром в первый же рабочий день я и отвёл на точку заложения шурфа.
Шурф должен был достичь коренных пород. Проектная глубина по геофизическим данным – 3,8 метра. Площадь вскрытия – 1,25 кв.м. Он только спросил, какой формы, и я ответил, что безразлично, хоть треугольная. На такую глубину положено рыть двоим, и я ему сказал, чтобы рыл, сколько можно, а после обеда приведу второго.
К полудню пришёл к нему, чтобы забрать в лагерь на обед – мало ли что, человек к тайге непривычный, может заблудиться, потом ищи его.
Подхожу и вижу кучи выброшенного грунта – супесь со щебнем – слишком велики для рытья одним человеком. Подойдя вплотную, с удивлением увидел полностью отрытый шурф до глубины 4 м, только форма вскрытия – вылитая могилка. Видно предыдущая практика пришлась впору. Значит, будет зарабатывать на шурфовке за троих. Но самого Николая нигде не было. Обойдя вокруг шурфа, я заметил примятую траву – след, ведущий прямо вверх по косогору. Наша стоянка была в противоположной стороне, в низине. Человек явно потерял ориентировку, и я отправился за ним, благо след примятой травы был отлично виден далеко вверх.
Через полчаса я стал про себя поругивать Николая – за каким чёртом он попёрся туда. Ему, мол, хорошо – он налегке, а у меня на плече ружьё, на поясе патронташ, нож, через плечо планшет, на груди бинокль, на спине рюкзак с образцами, солнце жарит нещадно, овод таранит, дышать в этой траве невозможно и пр., и пр.
Наконец строчка примятой травы где-то в 50-ти метрах впереди окончилась. Но окончилась небольшой примятой площадкой. Всё ясно, зачем Николай забрался сюда – чтобы без помех покемарить. Ну, он сейчас у меня покемарит. Как можно тише я подошёл почти вплотную к месту лёжки – метра на три, и ка-а-ак рявкнул во всю глотку: «Ты что здесь разлёгся!».
Меня оглушил ответный густой рявк. От неожиданности я впал в ступор и молча смотрел на несущегося от меня во все лопатки некрупного чёрного «гималайского» медведя. Про ружьё на плече даже не вспомнил, хотя выстрел был бы верным – медведь нёсся вверх по косогору, как по ниточке, и чем дальше, тем больше был виден – трава вверху убывала в росте.
А Николай, как оказалось, окончив шурф вернулся в лагерь. Офицер, ведь. Да ещё разведчик. Опыт ориентирования на месте имелся.
|
