НОЧЬ ПОД РОЖДЕСТВО
Сквозь закрытые веки пробивается дневной свет. Уже полдень, значит.
Меня разбудил звук хлопнувшей двери. Голос моего приятеля Валеры Хвостенко бормочет поздравления. Потом ещё что-то говорит. Жена, не снижая голоса, отвечает: "Попробуй сам. Мне это не удалось".
У меня над ухом раздаётся негромкий голос Валеры: "Сегодня ночью спёрли с КГБ вывеску".
Через пять минут мы в автобусе едем на площадь Дзержинского.
Плотная толпа праздничного люда молча, размеренно, без задержек, шествует с площади мимо светло-розового здания КГБ. Оттуда раздаются требовательные окрики: "Проходите, проходите! Не задерживайтесь!"
Два милиционера с просветлёнными праздничными лицами не дают людям останавливаться. Все молча проходят, держа равнение на парадный подъезд.
Подходим, наконец, и мы. Действительно, вместо вывески - прямоугольное светлое пятно с четырьмя крепёжными шпунтами.
- А почему нельзя остановиться? Покурить? - спрашиваю мента.
- Проходите, проходите, не задерживайтесь! - говорит он строгим голосом, счастливо улыбаясь.
Это сделал просто так, по пьяни, из лихости мой инженер Паша Башкиров. На четвёртый день его уговорили отнести её назад. Весь город, затаив дыхание, ожидал развязки. КГБ, не желая себя выставить ещё большим посмешищем, отпустил Пашку домой с административным внушением.
Пашка - весь в деда. Разве что, фигурой помельче. Тот - из русских старопоселенцев, имел со времён революции наградную шашку и маузер. С одинаковыми надписями "За храбрость". Но шашка была от Пепеляева - белого офицера, воюющего с красными, а маузер от Каландаришвили - красного командарма, считающегося победителем Пепеляева.
Правда, кто кого победил - дело тёмное. Каландаришвили - белый же офицер, разбитый красными на Кавказе, и сдавшийся в плен с условием воевать на стороне красных, был назначен красным командармом в Якутию - подальше от Кавказа. И когда он направлялся со своим штабом на соединение со своей армией, то попал в ловушку, устроенную Пепеляевым с помощью проводника. Это было в 30-ти километрах от Якутска, возле посёлка Октёмцы. Весь штаб, около 40-ка человек, и сам Каландаришвили погибли. Живым остался только проводник. Но кто он такой - тайна во мраке.
А на вопрос, в какой последовательности были получены награды, Пашкин дед только улыбался.
Во времена НЭПа в Якутске начались уличные грабежи. ЧК с ног сбилось, но бандитов не могли найти. Пашкин дед пришёл в ЧК и потребовал белый полушубок, валенки (большую ценность по тем временам) и 500 рублей в обмен на избавление Якутска от бандитов. Деду в Якутске верили, и вечером в своём белом полушубке и новых валенках он отправился в кабак, где гудел во всю ивановскую, и под утро пошёл домой. Упал он, пьяный, под каким-то фонарём. Следующие за ним сторожкие тёмные тени приблизились, склонились над ним и легли рядом от выстрелов в упор. Три-четыре такие акции и ночные грабежи в Якутске прекратились. А Пашкин дед получил премию от ЧК - ещё 500 рублей, кажется.
Но вскоре за какую-то лихость попал в тюрьму. И в первый же день сел играть в карты с паханом барака. На шелобаны. Выиграл и приставил средний палец левой руки ко лбу пахана. Оттянул палец и отпустил. На лбу пахана стал вздуваться громадный фингал. "Не дёргайся", - предупредил дед. Но пахан оказался жидковат, и дёрнулся. И лишился правого глаза. Деда немедленно избрали паханом, он навёл справедливость в зоне, за что был досрочно выпущен и отправлен капитаном на какой-то речной корабль - чтобы лихость свою проявлял в более ограниченном пространстве, чем Якутск.
Летом 72-го у меня в Якутске собралось человек 15 диссидентов из Новосибирска и Москвы, и мы организовали строительную бригаду. Строили весеннее-осеннюю теплицу в тех самых Октёмцах. И Пашка со всеми перезнакомился. И увлёкся. И попал под колпак КГБ. Вынужден был уехать в Иркутск. Там рядом с ним жил майор милиции, который после работы развлекался избиением собственной собаки - прекрасного дратхаара. Визга избиваемого животного Пашка не выдержал, отлупил майора, отобрал собаку и вернулся в Якутск.
От любви и заботы пёс быстро поправился и превратился в роскошного могучего и грациозного зверя. Куда бы Пашка ни отправлялся, пёс следовал за ним, усаживался у ног, куда приходили, и не сводил влюблённого взгляда с хозяина. Когда Пашка, наобщавшись, отправлялся домой, Джой затевал с ним такую игру - перепрыгивал, не задевая, через Пашку и бежал дальше с его шапкой в зубах. Потом запрыгивал на ближайший сарай, оставлял там шапку и возвращался счастливый к хозяину, восторженно виляя каждым позвонком и вибрируя каждой шерстинкой. Пашка втягивал голову в воротник и говорил Джою, что, мол, мне холодно, на дворе-то минус 55, что так, мол, нехорошо. Джой радостно взвизгивал, запрыгивал на сарай, возвращался с шапкой и весело вручал её хозяину.
Но КГБ всё же отыгралось - дважды сажало Пашку, подстроив уголовные статьи, пропускало через пресс-камеры, гноило на севере. Хорошая память у КГБ.
|
